Текст песни Елена Михайлик, Татьяна Луговская - Равенна
Просмотров
6
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Елена Михайлик, Татьяна Луговская - Равенна, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
На озёрный берег выкатился прилив,
поднялись на свет из круто кипящей пены
белый мрамор стен, глухая зелень олив –
всё, что в мире этом носит имя Равенны.
Белый мрамор стен, глухая зелень олив,
а над ними рука господня лежит, незрима.
Подойди, коснись, запомни, покуда жив,
ибо это мудрость, мощь и величье Рима.
Но не все желают здесь доживать свой срок,
потому что камнем в окно, ледышкой за ворот
на семи холмах, на скрещенье древних дорог –
Вечный город, который город, который Город.
Воздух наших дней, ночей неусыпный страж,
старший брат, товарищ, мрамор единокровный –
нам читать Платона раньше, чем "Отче наш",
изучать историю мира по родословной.
Разве может святой отец отпустить грехи
тем, кто помнит, что прежде Бога царили боги?
А о том, как мы умеем писать стихи,
знают все притоны Аппиевой дороги.
А Равенна – это пепельный крест во лбу
и с любой стены следит небесный хозяин.
А о том, как мы умеем играть в судьбу,
чем кончаем мы, спроси вороньё окраин.
Расплескалась чаша, ангел взмахнул крылом,
но ведь должен кто-то встать за наши святыни –
за стихи Катулла, девочку за углом
и привычный слуху звук площадной латыни.
Мы стоим плотиной на побережье тьмы.
После нас – холодный дождь, пустота, забвенье.
Всё, чего мы стоим, всё, что получим мы,
это шанс погибнуть в Риме, а не в Равенне.
Там на севере – синий Рейн, и плывёт над ним
то, что стало нынче жирным, тяжёлым дымом.
После нас... но всё же тот, кто захватит Рим,
за каких-нибудь триста лет тоже станет Римом.
поднялись на свет из круто кипящей пены
белый мрамор стен, глухая зелень олив –
всё, что в мире этом носит имя Равенны.
Белый мрамор стен, глухая зелень олив,
а над ними рука господня лежит, незрима.
Подойди, коснись, запомни, покуда жив,
ибо это мудрость, мощь и величье Рима.
Но не все желают здесь доживать свой срок,
потому что камнем в окно, ледышкой за ворот
на семи холмах, на скрещенье древних дорог –
Вечный город, который город, который Город.
Воздух наших дней, ночей неусыпный страж,
старший брат, товарищ, мрамор единокровный –
нам читать Платона раньше, чем "Отче наш",
изучать историю мира по родословной.
Разве может святой отец отпустить грехи
тем, кто помнит, что прежде Бога царили боги?
А о том, как мы умеем писать стихи,
знают все притоны Аппиевой дороги.
А Равенна – это пепельный крест во лбу
и с любой стены следит небесный хозяин.
А о том, как мы умеем играть в судьбу,
чем кончаем мы, спроси вороньё окраин.
Расплескалась чаша, ангел взмахнул крылом,
но ведь должен кто-то встать за наши святыни –
за стихи Катулла, девочку за углом
и привычный слуху звук площадной латыни.
Мы стоим плотиной на побережье тьмы.
После нас – холодный дождь, пустота, забвенье.
Всё, чего мы стоим, всё, что получим мы,
это шанс погибнуть в Риме, а не в Равенне.
Там на севере – синий Рейн, и плывёт над ним
то, что стало нынче жирным, тяжёлым дымом.
После нас... но всё же тот, кто захватит Рим,
за каких-нибудь триста лет тоже станет Римом.
A tide rolled out onto the lake shore
rose from cool boiling foam
white marble walls, dull green olives -
everything in this world bears the name of Ravenna.
White marble walls, dull green olives,
and above them the hand of the Lord lies, invisible.
Come, touch, remember, as long as you live,
for it is the wisdom, power, and greatness of Rome.
But not everyone here wants to live out their term,
because a stone in the window, an ice cap behind the gate
on seven hills, at the crossroads of ancient roads -
The eternal city, which is the city, which is the City.
The air of our days, nights vigilant guard
elder brother, comrade, half-hearted marble -
we should read Plato before our Father’s
to study the history of the world according to the pedigree.
How can the holy father forgive sins
those who remember that Gods reigned before God?
And about how we can write poetry,
know all the dens of the Appian Way.
And Ravenna is an ashen cross in the forehead
and from any wall the heavenly master watches.
And about how we can play fate,
than we end, ask the crow of the outskirts.
A bowl spilled, an angel flapped a wing,
but someone must stand up for our shrines -
for the verses of Catullus, a girl around the corner
and the familiar sound of areal Latin.
We stand a dam on the coast of darkness.
After us - cold rain, emptiness, oblivion.
All that we stand, all that we get
this is a chance to die in Rome, not in Ravenna.
There in the north is the blue Rhine, and floats above it
what has now become greasy, heavy smoke.
After us ... but still the one who will take Rome
in three hundred years, too, will become Rome.
rose from cool boiling foam
white marble walls, dull green olives -
everything in this world bears the name of Ravenna.
White marble walls, dull green olives,
and above them the hand of the Lord lies, invisible.
Come, touch, remember, as long as you live,
for it is the wisdom, power, and greatness of Rome.
But not everyone here wants to live out their term,
because a stone in the window, an ice cap behind the gate
on seven hills, at the crossroads of ancient roads -
The eternal city, which is the city, which is the City.
The air of our days, nights vigilant guard
elder brother, comrade, half-hearted marble -
we should read Plato before our Father’s
to study the history of the world according to the pedigree.
How can the holy father forgive sins
those who remember that Gods reigned before God?
And about how we can write poetry,
know all the dens of the Appian Way.
And Ravenna is an ashen cross in the forehead
and from any wall the heavenly master watches.
And about how we can play fate,
than we end, ask the crow of the outskirts.
A bowl spilled, an angel flapped a wing,
but someone must stand up for our shrines -
for the verses of Catullus, a girl around the corner
and the familiar sound of areal Latin.
We stand a dam on the coast of darkness.
After us - cold rain, emptiness, oblivion.
All that we stand, all that we get
this is a chance to die in Rome, not in Ravenna.
There in the north is the blue Rhine, and floats above it
what has now become greasy, heavy smoke.
After us ... but still the one who will take Rome
in three hundred years, too, will become Rome.