Текст песни Михаил Щербаков - После детства
Просмотров
123
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Михаил Щербаков - После детства, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
ПОСЛЕ ДЕТСТВА
Почти не помню себя, но помню,
как виноград покорялся полдню,
как обмирали кроны, томился пруд.
И как напрыгался я в то лето,
пытаясь жердью, добытой где-то,
с верхушки снять особенно крупный фрукт.
Как высоко надо мной и жердью
шаталось то, что считалось твердью,
и, расшатавшись, било в колокола...
А под пятой, то есть очень близко,
земля, имевшая форму диска,
напротив, очень ровно себя вела.
В пробелах память, но сквозь пробелы
нет-нет и выглянут, еле целы,
невесть откуда стрелы в чехле и лук,
медвежий клык (сувенир с Камчатки),
состав какой-то взрывной взрывчатки,
футбол зачем-то на стройплощадке вдруг...
Клубилась пыль, рикошетил гравий,
бил по мячу расторопный крайний,
и те на этих сыпались, как в дыму...
В итоге тех побеждали эти,
чему и радовались как дети,
как будто было радоваться чему.
В провалах память, но и в провалах
я различаю мазут на шпалах,
одноколейный пригородный разъезд,
рябину слева меж ив тщедушных,
ложбину справа - и нас, идущих
вдоль полотна, враскачку, на норд-норд-вест.
Легки подошвы. Среда нейтральна.
С произношением всё нормально.
За внешний вид - хоть завтра же к орденам.
В карманах ветер, в очах отвага.
Нас очень много, и вся ватага,
не торопясь, идёт по своим делам.
К чему я это? К дождю, конечно.
К похолоданью, не ясно нешто?
К часам, в которых чижик своё пропел.
К очередям в октябре на почте -
а там и к заморозкам на почве,
а там и к снегу, белому, как пробел...
О, завитки на обоях синих!
Пустая трата каникул зимних.
Тринадцать лет, испарина, ларингит.
Пора, когда не маяк, не возглас,
а лишь один переходный возраст
тебе и чёрный цербер, и верный гид.
В ту пору часто, закрыв учебник,
я от амбиций моих ущербных
провозглашал решённым вопрос любой.
И заключал, что двойного смысла
иметь не могут слова и числа,
и пребывал отчаянно горд собой.
Но проходила неделя, две ли,
слова смещались куда хотели,
как А и Б, сидевшие на трубе.
И числа вновь обретали сложность.
И сознавал я свою ничтожность,
и изнывал от ненависти к себе...
С собою мне и теперь не слаще,
но не о нынешней мгле и чаще
веду я речи, не подводя черты.
Мосты потом - вколотить бы сваю.
Кто мы теперь, я примерно знаю.
Мне вот о чём скажи, собеседник, ты.
Скажи, разумник, поняв дельфинов,
освоив эпос угрюмых финнов,
передовых наслушавшись далай-лам, -
кто были те, что по шпалам липким
до сей поры эшелоном гибким
не торопясь идут по своим делам?
2000
Почти не помню себя, но помню,
как виноград покорялся полдню,
как обмирали кроны, томился пруд.
И как напрыгался я в то лето,
пытаясь жердью, добытой где-то,
с верхушки снять особенно крупный фрукт.
Как высоко надо мной и жердью
шаталось то, что считалось твердью,
и, расшатавшись, било в колокола...
А под пятой, то есть очень близко,
земля, имевшая форму диска,
напротив, очень ровно себя вела.
В пробелах память, но сквозь пробелы
нет-нет и выглянут, еле целы,
невесть откуда стрелы в чехле и лук,
медвежий клык (сувенир с Камчатки),
состав какой-то взрывной взрывчатки,
футбол зачем-то на стройплощадке вдруг...
Клубилась пыль, рикошетил гравий,
бил по мячу расторопный крайний,
и те на этих сыпались, как в дыму...
В итоге тех побеждали эти,
чему и радовались как дети,
как будто было радоваться чему.
В провалах память, но и в провалах
я различаю мазут на шпалах,
одноколейный пригородный разъезд,
рябину слева меж ив тщедушных,
ложбину справа - и нас, идущих
вдоль полотна, враскачку, на норд-норд-вест.
Легки подошвы. Среда нейтральна.
С произношением всё нормально.
За внешний вид - хоть завтра же к орденам.
В карманах ветер, в очах отвага.
Нас очень много, и вся ватага,
не торопясь, идёт по своим делам.
К чему я это? К дождю, конечно.
К похолоданью, не ясно нешто?
К часам, в которых чижик своё пропел.
К очередям в октябре на почте -
а там и к заморозкам на почве,
а там и к снегу, белому, как пробел...
О, завитки на обоях синих!
Пустая трата каникул зимних.
Тринадцать лет, испарина, ларингит.
Пора, когда не маяк, не возглас,
а лишь один переходный возраст
тебе и чёрный цербер, и верный гид.
В ту пору часто, закрыв учебник,
я от амбиций моих ущербных
провозглашал решённым вопрос любой.
И заключал, что двойного смысла
иметь не могут слова и числа,
и пребывал отчаянно горд собой.
Но проходила неделя, две ли,
слова смещались куда хотели,
как А и Б, сидевшие на трубе.
И числа вновь обретали сложность.
И сознавал я свою ничтожность,
и изнывал от ненависти к себе...
С собою мне и теперь не слаще,
но не о нынешней мгле и чаще
веду я речи, не подводя черты.
Мосты потом - вколотить бы сваю.
Кто мы теперь, я примерно знаю.
Мне вот о чём скажи, собеседник, ты.
Скажи, разумник, поняв дельфинов,
освоив эпос угрюмых финнов,
передовых наслушавшись далай-лам, -
кто были те, что по шпалам липким
до сей поры эшелоном гибким
не торопясь идут по своим делам?
2000
AFTER CHILDHOOD
I almost don’t remember myself, but I remember
how the grapes obeyed noon
as the crowns died, the pond languished.
And how I jumped that summer
trying with a pole obtained somewhere
remove especially large fruit from the top.
How high above me and the pole
staggered what was considered solid
and, loosening, it rang the bells ...
And under the fifth, that is, very close,
disk-shaped land
on the contrary, it behaved very smoothly.
Memory is in spaces, but through spaces
no, no, and they peep out, barely intact,
come from arrows in a case and a bow,
bear fang (souvenir from Kamchatka),
the composition of some explosive explosives,
football for some reason on a construction site all of a sudden ...
Swirling dust, ricocheted gravel
kicked the ball with a quick,
and they poured on these, as in smoke ...
As a result, those were defeated by these,
which they rejoiced like children
as if rejoicing in what.
In failures memory, but also in failures
I distinguish fuel oil on the sleepers,
single track commuter
mountain ash on the left between the willows of the frail,
the hollow on the right - and us walking
along the canvas, swinging to the north-north-west.
Light soles. The environment is neutral.
With pronunciation, everything is fine.
For appearance - at least tomorrow to the orders.
In the pockets of the wind, in the eyes of courage.
There are a lot of us, and the whole team,
slowly, goes about his business.
Why am I doing this? By the rain, of course.
To a cold snap, isn’t it clear?
By the hours in which the siskin sang.
To the queues in October at the post office -
and there to frost on the ground,
and there, to the snow, white as a space ...
Oh, curls on blue wallpapers!
A waste of winter vacations.
Thirteen years old, perspiration, laryngitis.
It's time when not a lighthouse, not an exclamation,
but only one transitional age
you and the black Cerberus, and a loyal guide.
At that time, often, having closed the textbook,
I'm from my flawed ambitions
proclaimed resolved any question.
And concluded that double meaning
cannot have words and numbers,
and was desperately proud of himself.
But a week passed, two,
words moved wherever they wanted
like A and B sitting on a pipe.
And the numbers regained complexity.
And I realized my worthlessness,
and languished in self-hatred ...
It’s not sweeter with me now,
but not about the current darkness and more often
I make speeches without drawing a line.
Bridges then - to hammer in a pile.
Who we are now, I roughly know.
Tell me this, interlocutor, you.
Tell me, wise man, having understood dolphins,
having mastered the epic of sullen Finns,
advanced having heard the Dalai Lamas, -
who were those sticky on the sleepers
until now flexible echelon
slowly rushing about their business?
2000
I almost don’t remember myself, but I remember
how the grapes obeyed noon
as the crowns died, the pond languished.
And how I jumped that summer
trying with a pole obtained somewhere
remove especially large fruit from the top.
How high above me and the pole
staggered what was considered solid
and, loosening, it rang the bells ...
And under the fifth, that is, very close,
disk-shaped land
on the contrary, it behaved very smoothly.
Memory is in spaces, but through spaces
no, no, and they peep out, barely intact,
come from arrows in a case and a bow,
bear fang (souvenir from Kamchatka),
the composition of some explosive explosives,
football for some reason on a construction site all of a sudden ...
Swirling dust, ricocheted gravel
kicked the ball with a quick,
and they poured on these, as in smoke ...
As a result, those were defeated by these,
which they rejoiced like children
as if rejoicing in what.
In failures memory, but also in failures
I distinguish fuel oil on the sleepers,
single track commuter
mountain ash on the left between the willows of the frail,
the hollow on the right - and us walking
along the canvas, swinging to the north-north-west.
Light soles. The environment is neutral.
With pronunciation, everything is fine.
For appearance - at least tomorrow to the orders.
In the pockets of the wind, in the eyes of courage.
There are a lot of us, and the whole team,
slowly, goes about his business.
Why am I doing this? By the rain, of course.
To a cold snap, isn’t it clear?
By the hours in which the siskin sang.
To the queues in October at the post office -
and there to frost on the ground,
and there, to the snow, white as a space ...
Oh, curls on blue wallpapers!
A waste of winter vacations.
Thirteen years old, perspiration, laryngitis.
It's time when not a lighthouse, not an exclamation,
but only one transitional age
you and the black Cerberus, and a loyal guide.
At that time, often, having closed the textbook,
I'm from my flawed ambitions
proclaimed resolved any question.
And concluded that double meaning
cannot have words and numbers,
and was desperately proud of himself.
But a week passed, two,
words moved wherever they wanted
like A and B sitting on a pipe.
And the numbers regained complexity.
And I realized my worthlessness,
and languished in self-hatred ...
It’s not sweeter with me now,
but not about the current darkness and more often
I make speeches without drawing a line.
Bridges then - to hammer in a pile.
Who we are now, I roughly know.
Tell me this, interlocutor, you.
Tell me, wise man, having understood dolphins,
having mastered the epic of sullen Finns,
advanced having heard the Dalai Lamas, -
who were those sticky on the sleepers
until now flexible echelon
slowly rushing about their business?
2000