Текст песни Михаил Щербаков - Кадриль
Просмотров
123
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Михаил Щербаков - Кадриль, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
Никакой жасмин под окном не пах.
Ни один в садах соловей не пел.
Паче страсти жаждала ты вражды.
Я любил тебя, я сказал - изволь.
Там и сям настроил я крепостей,
зарядил чем следовало стволы,
карту мира вычертил в двух тонах,
разместил над ней силуэт орла.
Не смущал меня проливной напалм,
фейерверк убийственный не страшил.
Я хотел увидеть твою страну.
Я мечтал замерзнуть в её снегах.
В генеральском раже свинцом соря,
в то же время думал я вот о чём:
если вдруг у нас родилась бы дочь,
почему б её не назвать Мари?
Это было мощное кто кого,
кроме шуток, вдребезги, чья возьмёт.
Дорогой воздушно-морской масштаб.
Агентура в консульствах всей земли.
Я в потёмках дымных терял глаза,
от пальбы тупел, зарастал бронёй.
Ты роняла в пыль аромат и шарм,
изумруды, яхонты, жемчуга.
Но и в самом что ни на есть аду,
в толкотне слепых полумёртвых войск,
ты казалась всё ещё столь жива,
что пресечь огонь я не мог никак.
И гораздо после, когда пожар
сам собою стал опадать, редеть,
ты хранила столь ещё свежий блеск,
что, смотря в бинокль, я сходил с ума.
Отовсюду видная средь руин,
ты была немыслима, как цветок;
не берусь конкретно сказать - какой,
полагаю всё же, что иммортель.
И когда пожар, повторяю, стал
опадать, клубя многолетний прах;
до нуля дотлел основной ресурс,
а за ним неспешно иссяк резерв, -
от штыка последний погиб смельчак,
дезертир последний исчез в тылу.
И остались мы наконец одни
на плацдарме, словно в Эдеме вновь.
Парабеллум я утопил в ручье,
золотой сорвал с рукава шеврон,
силуэт орла завещал в музей,
карту мира выбросил просто так.
Если хочешь, действуй, дозоров нет.
Применяй картечь свою, Бог с тобой.
Подойди и выстрели мне в лицо.
Через два часа я приду в себя.
Ни один в садах соловей не пел.
Паче страсти жаждала ты вражды.
Я любил тебя, я сказал - изволь.
Там и сям настроил я крепостей,
зарядил чем следовало стволы,
карту мира вычертил в двух тонах,
разместил над ней силуэт орла.
Не смущал меня проливной напалм,
фейерверк убийственный не страшил.
Я хотел увидеть твою страну.
Я мечтал замерзнуть в её снегах.
В генеральском раже свинцом соря,
в то же время думал я вот о чём:
если вдруг у нас родилась бы дочь,
почему б её не назвать Мари?
Это было мощное кто кого,
кроме шуток, вдребезги, чья возьмёт.
Дорогой воздушно-морской масштаб.
Агентура в консульствах всей земли.
Я в потёмках дымных терял глаза,
от пальбы тупел, зарастал бронёй.
Ты роняла в пыль аромат и шарм,
изумруды, яхонты, жемчуга.
Но и в самом что ни на есть аду,
в толкотне слепых полумёртвых войск,
ты казалась всё ещё столь жива,
что пресечь огонь я не мог никак.
И гораздо после, когда пожар
сам собою стал опадать, редеть,
ты хранила столь ещё свежий блеск,
что, смотря в бинокль, я сходил с ума.
Отовсюду видная средь руин,
ты была немыслима, как цветок;
не берусь конкретно сказать - какой,
полагаю всё же, что иммортель.
И когда пожар, повторяю, стал
опадать, клубя многолетний прах;
до нуля дотлел основной ресурс,
а за ним неспешно иссяк резерв, -
от штыка последний погиб смельчак,
дезертир последний исчез в тылу.
И остались мы наконец одни
на плацдарме, словно в Эдеме вновь.
Парабеллум я утопил в ручье,
золотой сорвал с рукава шеврон,
силуэт орла завещал в музей,
карту мира выбросил просто так.
Если хочешь, действуй, дозоров нет.
Применяй картечь свою, Бог с тобой.
Подойди и выстрели мне в лицо.
Через два часа я приду в себя.
No jasmine under the window smelled.
None of the nightingales sang in the gardens.
More passions you craved for enmity.
I loved you, I said - if you please.
Here and there I set up fortresses,
loaded than trunks followed,
map of the world drawn in two colors,
placed above it the silhouette of an eagle.
Do not embarrass me with pouring napalm,
fireworks killing did not scare.
I wanted to see your country.
I dreamed of freezing in her snow.
In the general rank of lead,
at the same time I was thinking about this:
if suddenly we would have a daughter,
why not call her Marie?
It was a powerful one who,
except for jokes, to smithereens, who will take it.
Expensive air-sea scale.
The agency is in the consulates of the whole earth.
I lost eyes in the darkness of the smoky,
from the firing of the fire, he overcame the armor.
You dropped dust and charm into the dust,
emeralds, jacons, pearls.
But in the very fact that neither is hell,
in the crush of blind half-dead forces,
you seemed still so alive,
that I could not stop the fire.
And much after, when the fire
by itself began to fall, to thin out,
you kept so fresh a shine,
that, looking through binoculars, I went crazy.
From everywhere visible among the ruins,
you were unthinkable, like a flower;
I do not presume to say specifically what,
I believe, however, that the immortelle.
And when the fire, I repeat, became
fall down, burying with many years of dust;
up to zero faded main resource,
The reserve was slowly draining behind it, -
from the bayonet the last perished daredevil,
The deserter disappeared behind.
And we were left at last alone
on the beachhead, as if in Eden again.
Parabellum, I drowned in the creek,
golden tore off the chevron sleeves,
the silhouette of an eagle bequeathed to a museum,
The map of the world is thrown away just like that.
If you want, act, there are no patrols.
Use your buckshot, God is with you.
Come and shoot me in the face.
In two hours I will come to my senses.
None of the nightingales sang in the gardens.
More passions you craved for enmity.
I loved you, I said - if you please.
Here and there I set up fortresses,
loaded than trunks followed,
map of the world drawn in two colors,
placed above it the silhouette of an eagle.
Do not embarrass me with pouring napalm,
fireworks killing did not scare.
I wanted to see your country.
I dreamed of freezing in her snow.
In the general rank of lead,
at the same time I was thinking about this:
if suddenly we would have a daughter,
why not call her Marie?
It was a powerful one who,
except for jokes, to smithereens, who will take it.
Expensive air-sea scale.
The agency is in the consulates of the whole earth.
I lost eyes in the darkness of the smoky,
from the firing of the fire, he overcame the armor.
You dropped dust and charm into the dust,
emeralds, jacons, pearls.
But in the very fact that neither is hell,
in the crush of blind half-dead forces,
you seemed still so alive,
that I could not stop the fire.
And much after, when the fire
by itself began to fall, to thin out,
you kept so fresh a shine,
that, looking through binoculars, I went crazy.
From everywhere visible among the ruins,
you were unthinkable, like a flower;
I do not presume to say specifically what,
I believe, however, that the immortelle.
And when the fire, I repeat, became
fall down, burying with many years of dust;
up to zero faded main resource,
The reserve was slowly draining behind it, -
from the bayonet the last perished daredevil,
The deserter disappeared behind.
And we were left at last alone
on the beachhead, as if in Eden again.
Parabellum, I drowned in the creek,
golden tore off the chevron sleeves,
the silhouette of an eagle bequeathed to a museum,
The map of the world is thrown away just like that.
If you want, act, there are no patrols.
Use your buckshot, God is with you.
Come and shoot me in the face.
In two hours I will come to my senses.