Текст песни Левитанский Юрий - Этот поздний рассвет обнажил и ясней обозначил
Просмотров
37
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Левитанский Юрий - Этот поздний рассвет обнажил и ясней обозначил, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
Этот поздний рассвет обнажил и ясней обозначил
перемены в природе, а значит, и в нашей судьбе.
Сколько лет, сколько зим с той поры пронеслось,
как я начал
их писать, эти письма мои, Катерина, тебе?
Паутинки летят над осенним пустеющим садом.
Августовских лесов загорелись вдали купола.
Ты пришла, Катерина, и стала моим адресатом
до того, как явилась, и прежде еще, чем была.
И когда меня в мокром окопе секла непогода,
и когда я вставал, повинуясь армейской трубе,
и когда я лежал на снегу сорок первого года -
это все были письма мои, Катерина, тебе.
Я тебе посылал их в такие безбрежные дали,
я тебе их писал, лишь о том затаенно скорбя,
что ответа уже отправитель дождется едва ли -
нет, нескоро еще эти письма дойдут до тебя.
Но и самые трудные в жизни моей положенья,
в передрягах ее, в беспощадной ее молотьбе,
все тревоги мои, все победы и все пораженья -
это все были письма мои, Катерина, тебе.
Всею кровью писал их, писал, погибая от жажды,
всею болью своею, одно лишь имея в виду,
что пускай не сейчас, не сегодня, а все же однажды
ты прочтешь их когда-то в две тысячи первом году.
День сменяется днем, и эпоху сменяет эпоха.
Все приемлю как есть, ни на что не пеняю судьбе.
Благодарно припомню за миг до последнего вздоха -
все идут еще письма мои, Катерина, тебе.
перемены в природе, а значит, и в нашей судьбе.
Сколько лет, сколько зим с той поры пронеслось,
как я начал
их писать, эти письма мои, Катерина, тебе?
Паутинки летят над осенним пустеющим садом.
Августовских лесов загорелись вдали купола.
Ты пришла, Катерина, и стала моим адресатом
до того, как явилась, и прежде еще, чем была.
И когда меня в мокром окопе секла непогода,
и когда я вставал, повинуясь армейской трубе,
и когда я лежал на снегу сорок первого года -
это все были письма мои, Катерина, тебе.
Я тебе посылал их в такие безбрежные дали,
я тебе их писал, лишь о том затаенно скорбя,
что ответа уже отправитель дождется едва ли -
нет, нескоро еще эти письма дойдут до тебя.
Но и самые трудные в жизни моей положенья,
в передрягах ее, в беспощадной ее молотьбе,
все тревоги мои, все победы и все пораженья -
это все были письма мои, Катерина, тебе.
Всею кровью писал их, писал, погибая от жажды,
всею болью своею, одно лишь имея в виду,
что пускай не сейчас, не сегодня, а все же однажды
ты прочтешь их когда-то в две тысячи первом году.
День сменяется днем, и эпоху сменяет эпоха.
Все приемлю как есть, ни на что не пеняю судьбе.
Благодарно припомню за миг до последнего вздоха -
все идут еще письма мои, Катерина, тебе.
This late dawn laid bare and clearly marked
changes in nature, and therefore in our destiny.
How many years, how many winters have since flashed,
how i started
write them, these letters are mine, Katerina, you?
Gossamers fly over an empty autumn garden.
August woods lit up in the distance of the dome.
You came, Katerina, and became my addressee
before it appeared, and before it even was.
And when the weather got wet in my wet trench,
and when I got up obeying the army tube
and when I lay in the snow for the forty-first year -
it was all my letters, Katerina, to you.
I sent you to such boundless distances
I wrote them to you, only about that secretly grieving,
that the sender will hardly wait for an answer -
No, these letters will not reach you soon.
But also the most difficult situations in my life,
in her troubles, in her merciless thresh,
all my worries, all victories and all defeats -
it was all my letters, Katerina, to you.
He wrote them with all his blood, he wrote, dying of thirst,
with all my pain, just keeping in mind
that let it not now, not today, but still once
you will read them sometime in two thousand and one.
Day is replaced by day, and era is replaced by era.
I accept everything as it is, I do not blame fate for anything.
I gratefully recall a moment before the last breath -
all are still my letters, Katerina, to you.
changes in nature, and therefore in our destiny.
How many years, how many winters have since flashed,
how i started
write them, these letters are mine, Katerina, you?
Gossamers fly over an empty autumn garden.
August woods lit up in the distance of the dome.
You came, Katerina, and became my addressee
before it appeared, and before it even was.
And when the weather got wet in my wet trench,
and when I got up obeying the army tube
and when I lay in the snow for the forty-first year -
it was all my letters, Katerina, to you.
I sent you to such boundless distances
I wrote them to you, only about that secretly grieving,
that the sender will hardly wait for an answer -
No, these letters will not reach you soon.
But also the most difficult situations in my life,
in her troubles, in her merciless thresh,
all my worries, all victories and all defeats -
it was all my letters, Katerina, to you.
He wrote them with all his blood, he wrote, dying of thirst,
with all my pain, just keeping in mind
that let it not now, not today, but still once
you will read them sometime in two thousand and one.
Day is replaced by day, and era is replaced by era.
I accept everything as it is, I do not blame fate for anything.
I gratefully recall a moment before the last breath -
all are still my letters, Katerina, to you.