Текст песни А. П. Чехов - АНЮТА. Читает Андрей Миронов.
Просмотров
38
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни А. П. Чехов - АНЮТА. Читает Андрей Миронов., а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
В самом дешёвом номерке меблированных комнат «Лиссабон» из угла в угол ходил студент-медик 3-го курса, Степан Клочков, и усердно зубрил свою медицину. От неустанной, напряжённой зубрячки у него пересохло во рту и выступил на лбу пот.
У окна, подёрнутого у краёв ледяными узорами, сидела на табурете его жилица, Анюта, маленькая, худенькая брюнетка лет 25-ти, очень бледная, с кроткими серыми глазами. Согнувши спину, она вышивала красными нитками по воротнику мужской сорочки. Работа была спешная... Коридорные часы сипло пробили два пополудни, а в номерке ещё не было убрано. Скомканное одеяло, разбросанные подушки, книги, платье, большой грязный таз, наполненный мыльными помоями, в которых плавали окурки, сор на полу — всё, казалось, было свалено в одну кучу, нарочно перемешано, скомкано...
— Правое лёгкое состоит из трёх долей... — зубрил Клочков. — Границы! Верхняя доля на передней стенке груди достигает до 4 — 5 рёбер, на боковой поверхности до 4-го ребра... назади до spina scapulae...
Клочков, силясь представить себе только что прочитанное, поднял глаза к потолку. Не получив ясного представления, он стал прощупывать у себя сквозь жилетку верхние рёбра.
— Эти рёбра похожи на рояльные клавиши, — сказал он. — Чтобы не спутаться в счёте, к ним непременно нужно привыкнуть. Придётся поштудировать на скелете и на живом человеке... А ну-ка, Анюта, дай-ка я ориентируюсь!
Анюта оставила вышиванье, сняла кофточку и выпрямилась. Клочков сел против неё, нахмурился и стал считать её рёбра.
— Гм... Первое ребро не прощупывается... Оно за ключицей... Вот это будет второе ребро... Так-с... Это вот третье... Это вот четвёртое.... Гм.... Так-с... Что ты жмёшься?
— У вас пальцы холодные!
— Ну, ну... не умрёшь, не вертись... Стало быть, это третье ребро, а это четвёртое... Тощая ты такая на вид, а рёбра едва прощупываются. Это второе... это третье... Нет, этак спутаешься и не представишь себе ясно... Придётся нарисовать. Где мой уголёк?
Клочков взял уголёк и начертил им на груди у Анюты несколько параллельных линий, соответствующих рёбрам.
— Превосходно. Все, как на ладони... Ну-с, а теперь и постучать можно. Встань-ка!
Анюта встала и подняла подбородок. Клочков занялся выстукиванием и так погрузился в это занятие, что не заметил, как губы, нос и пальцы у Анюты посинели от холода. Анюта дрожала и боялась, что медик, заметив её дрожь, перестанет чертить углём и стучать, и потом, пожалуй, дурно сдаст экзамен.
— Теперь всё ясно, — сказал Клочков, перестав стучать. — Ты сиди так и не стирай угля, а я пока подзубрю ещё немножко.
И медик опять стал ходить и зубрить. Анюта, точно татуированная, с чёрными полосами на груди, съёжившись от холода, сидела и думала. Она говорила вообще очень мало, всегда молчала и всё думала, думала...
За все шесть-семь лет её шатания по меблированным комнатам, таких, как Клочков, знала она человек пять. Теперь все они уже покончали курсы, вышли в люди и, конечно, как порядочные люди, давно уже забыли её. Один из них живёт в Париже, два докторами, четвёртый художник, а пятый даже, говорят, уже профессор. Клочков — шестой... Скоро и этот кончит курс, выйдет в люди. Несомненно, будущее прекрасно, и из Клочкова, вероятно, выйдет большой человек, но настоящее совсем плохо: у Клочкова нет табаку, нет чаю, и сахару осталось четыре кусочка. Нужно как можно скорее оканчивать вышиванье, нести к заказчице и потом купить на полученный четвертак и чаю и табаку.
— Можно войти? — послышалось за дверью.
Анюта быстро накинула себе на плечи шерстяной платок. Вошёл художник Фетисов.
— А я к вам с просьбой, — начал он, обращаясь к Клочкову и зверски глядя из-под нависших на лоб волос. — Сделайте одолжение, одолжите мне вашу прекрасную девицу часика на два! Пишу, видите ли, картину, а без натурщицы никак нельзя!
— Ах, с удовольствием! — согласи
У окна, подёрнутого у краёв ледяными узорами, сидела на табурете его жилица, Анюта, маленькая, худенькая брюнетка лет 25-ти, очень бледная, с кроткими серыми глазами. Согнувши спину, она вышивала красными нитками по воротнику мужской сорочки. Работа была спешная... Коридорные часы сипло пробили два пополудни, а в номерке ещё не было убрано. Скомканное одеяло, разбросанные подушки, книги, платье, большой грязный таз, наполненный мыльными помоями, в которых плавали окурки, сор на полу — всё, казалось, было свалено в одну кучу, нарочно перемешано, скомкано...
— Правое лёгкое состоит из трёх долей... — зубрил Клочков. — Границы! Верхняя доля на передней стенке груди достигает до 4 — 5 рёбер, на боковой поверхности до 4-го ребра... назади до spina scapulae...
Клочков, силясь представить себе только что прочитанное, поднял глаза к потолку. Не получив ясного представления, он стал прощупывать у себя сквозь жилетку верхние рёбра.
— Эти рёбра похожи на рояльные клавиши, — сказал он. — Чтобы не спутаться в счёте, к ним непременно нужно привыкнуть. Придётся поштудировать на скелете и на живом человеке... А ну-ка, Анюта, дай-ка я ориентируюсь!
Анюта оставила вышиванье, сняла кофточку и выпрямилась. Клочков сел против неё, нахмурился и стал считать её рёбра.
— Гм... Первое ребро не прощупывается... Оно за ключицей... Вот это будет второе ребро... Так-с... Это вот третье... Это вот четвёртое.... Гм.... Так-с... Что ты жмёшься?
— У вас пальцы холодные!
— Ну, ну... не умрёшь, не вертись... Стало быть, это третье ребро, а это четвёртое... Тощая ты такая на вид, а рёбра едва прощупываются. Это второе... это третье... Нет, этак спутаешься и не представишь себе ясно... Придётся нарисовать. Где мой уголёк?
Клочков взял уголёк и начертил им на груди у Анюты несколько параллельных линий, соответствующих рёбрам.
— Превосходно. Все, как на ладони... Ну-с, а теперь и постучать можно. Встань-ка!
Анюта встала и подняла подбородок. Клочков занялся выстукиванием и так погрузился в это занятие, что не заметил, как губы, нос и пальцы у Анюты посинели от холода. Анюта дрожала и боялась, что медик, заметив её дрожь, перестанет чертить углём и стучать, и потом, пожалуй, дурно сдаст экзамен.
— Теперь всё ясно, — сказал Клочков, перестав стучать. — Ты сиди так и не стирай угля, а я пока подзубрю ещё немножко.
И медик опять стал ходить и зубрить. Анюта, точно татуированная, с чёрными полосами на груди, съёжившись от холода, сидела и думала. Она говорила вообще очень мало, всегда молчала и всё думала, думала...
За все шесть-семь лет её шатания по меблированным комнатам, таких, как Клочков, знала она человек пять. Теперь все они уже покончали курсы, вышли в люди и, конечно, как порядочные люди, давно уже забыли её. Один из них живёт в Париже, два докторами, четвёртый художник, а пятый даже, говорят, уже профессор. Клочков — шестой... Скоро и этот кончит курс, выйдет в люди. Несомненно, будущее прекрасно, и из Клочкова, вероятно, выйдет большой человек, но настоящее совсем плохо: у Клочкова нет табаку, нет чаю, и сахару осталось четыре кусочка. Нужно как можно скорее оканчивать вышиванье, нести к заказчице и потом купить на полученный четвертак и чаю и табаку.
— Можно войти? — послышалось за дверью.
Анюта быстро накинула себе на плечи шерстяной платок. Вошёл художник Фетисов.
— А я к вам с просьбой, — начал он, обращаясь к Клочкову и зверски глядя из-под нависших на лоб волос. — Сделайте одолжение, одолжите мне вашу прекрасную девицу часика на два! Пишу, видите ли, картину, а без натурщицы никак нельзя!
— Ах, с удовольствием! — согласи
A third-year medical student, Stepan Klochkov, went from corner to corner in the cheapest number of furnished Lisbon rooms, and zealously trained his medicine. From relentless, intense cramming, his mouth went dry and sweat came out on his forehead.
At the window, tucked at the edges with ice patterns, his tenant sat on a stool, Anyuta, a small, slender brunette of about 25, very pale, with meek gray eyes. Bending her back, she embroidered red thread on the collar of a man’s shirt. The work was in a hurry ... The corridor clock hoarsely struck two in the afternoon, and the license plate had not yet been cleaned. A crumpled blanket, scattered pillows, books, a dress, a large dirty basin filled with soap slops in which cigarette butts were floating, rubbish on the floor - everything seemed to be piled up in one pile, deliberately mixed, crumpled ...
- The right lung consists of three lobes ... - Klochkov crammed. - Borders! The upper lobe on the front wall of the chest reaches 4 to 5 ribs, on the side surface to the 4th rib ... back and to spina scapulae ...
Klochkov, trying to imagine what he had just read, raised his eyes to the ceiling. Not having a clear idea, he began to probe the upper ribs through his vest.
“These ribs look like piano keys,” he said. - In order not to get confused in the bill, you definitely need to get used to them. We'll have to study on the skeleton and on a living person ... Well, Anyuta, let me orient myself!
Annie left the embroidery, took off her blouse and straightened. Klochkov sat down against her, frowned and began to count her ribs.
- Um ... The first rib is not felt ... It is behind the collarbone ... This will be the second rib ... So ... This is the third ... This is the fourth .... Um .... So ... What are you squeezing?
“Your fingers are cold!”
- Well, well ... you will not die, do not lie ... So, this is the third rib, and this is the fourth ... Skinny you look like that, and the ribs are barely felt. This is the second ... this is the third ... No, you get confused and can not imagine clearly ... I have to draw. Where is my little coal?
Klochkov took a piece of coal and drew several parallel lines corresponding to the edges on his chest near Anyuta.
- Fine. Everything at a glance ... Well, sir, and now you can knock. Get up!
Annie stood up and lifted her chin. Klochkov started tapping and was so immersed in this lesson that he did not notice how Anyuta's lips, nose and fingers turned blue from the cold. Anyuta trembled and was afraid that the medic, noticing her trembling, would stop drawing charcoal and knock, and then, perhaps, she would pass the exam badly.
“Now everything is clear,” said Klochkov, ceasing to knock. - You sit and don’t wash the coal, but for the time being I’ll still a little crap.
And the doctor again began to walk and cram. Annie, as if tattooed, with black stripes on her chest, cringed from the cold, sat and thought. She spoke very little at all, she was always silent and thought everything, thought ...
For all six to seven years of her reeling in furnished rooms, such as Klochkov, she knew five people. Now all of them have already finished the courses, entered the people and, of course, as decent people, have long forgotten it. One of them lives in Paris, two by doctors, the fourth artist, and the fifth, they say, is already a professor. Klochkov - the sixth ... Soon, this one will finish the course, will go out to people. Undoubtedly, the future is beautiful, and a big man will probably come out of Klochkov, but the present is very bad: Klochkov has no tobacco, no tea, and four pieces of sugar are left. It is necessary to finish embroidery as soon as possible, carry it to the customer, and then buy a quarter and tea and tobacco for the received quarter.
“May I come in?” - was heard outside the door.
Annie quickly threw a woolen shawl over her shoulders. Entered the artist Fetisov.
“And I’m asking you,” he began, turning to Klochkov and looking atrociously from under the hair hanging over his forehead. - Do me a favor, lend me your beautiful girl for an hour or two! I’m writing, you see, a picture, but without a model you can’t do it!
- Ah, with pleasure! - agree
At the window, tucked at the edges with ice patterns, his tenant sat on a stool, Anyuta, a small, slender brunette of about 25, very pale, with meek gray eyes. Bending her back, she embroidered red thread on the collar of a man’s shirt. The work was in a hurry ... The corridor clock hoarsely struck two in the afternoon, and the license plate had not yet been cleaned. A crumpled blanket, scattered pillows, books, a dress, a large dirty basin filled with soap slops in which cigarette butts were floating, rubbish on the floor - everything seemed to be piled up in one pile, deliberately mixed, crumpled ...
- The right lung consists of three lobes ... - Klochkov crammed. - Borders! The upper lobe on the front wall of the chest reaches 4 to 5 ribs, on the side surface to the 4th rib ... back and to spina scapulae ...
Klochkov, trying to imagine what he had just read, raised his eyes to the ceiling. Not having a clear idea, he began to probe the upper ribs through his vest.
“These ribs look like piano keys,” he said. - In order not to get confused in the bill, you definitely need to get used to them. We'll have to study on the skeleton and on a living person ... Well, Anyuta, let me orient myself!
Annie left the embroidery, took off her blouse and straightened. Klochkov sat down against her, frowned and began to count her ribs.
- Um ... The first rib is not felt ... It is behind the collarbone ... This will be the second rib ... So ... This is the third ... This is the fourth .... Um .... So ... What are you squeezing?
“Your fingers are cold!”
- Well, well ... you will not die, do not lie ... So, this is the third rib, and this is the fourth ... Skinny you look like that, and the ribs are barely felt. This is the second ... this is the third ... No, you get confused and can not imagine clearly ... I have to draw. Where is my little coal?
Klochkov took a piece of coal and drew several parallel lines corresponding to the edges on his chest near Anyuta.
- Fine. Everything at a glance ... Well, sir, and now you can knock. Get up!
Annie stood up and lifted her chin. Klochkov started tapping and was so immersed in this lesson that he did not notice how Anyuta's lips, nose and fingers turned blue from the cold. Anyuta trembled and was afraid that the medic, noticing her trembling, would stop drawing charcoal and knock, and then, perhaps, she would pass the exam badly.
“Now everything is clear,” said Klochkov, ceasing to knock. - You sit and don’t wash the coal, but for the time being I’ll still a little crap.
And the doctor again began to walk and cram. Annie, as if tattooed, with black stripes on her chest, cringed from the cold, sat and thought. She spoke very little at all, she was always silent and thought everything, thought ...
For all six to seven years of her reeling in furnished rooms, such as Klochkov, she knew five people. Now all of them have already finished the courses, entered the people and, of course, as decent people, have long forgotten it. One of them lives in Paris, two by doctors, the fourth artist, and the fifth, they say, is already a professor. Klochkov - the sixth ... Soon, this one will finish the course, will go out to people. Undoubtedly, the future is beautiful, and a big man will probably come out of Klochkov, but the present is very bad: Klochkov has no tobacco, no tea, and four pieces of sugar are left. It is necessary to finish embroidery as soon as possible, carry it to the customer, and then buy a quarter and tea and tobacco for the received quarter.
“May I come in?” - was heard outside the door.
Annie quickly threw a woolen shawl over her shoulders. Entered the artist Fetisov.
“And I’m asking you,” he began, turning to Klochkov and looking atrociously from under the hair hanging over his forehead. - Do me a favor, lend me your beautiful girl for an hour or two! I’m writing, you see, a picture, but without a model you can’t do it!
- Ah, with pleasure! - agree